Пустые безжизненные коридоры, бесконечные бетонные тоннели, освещаемые моргающими яркими лампами, торжество тоталитарной эстетики, сотни одинаковых деталей, предпочевших искусство грубому конвейерному производству — все это Triangulation, новый альбом многообещающего дабстеп-продюссера, скрывающегося за псевдонимом Scuba, менее известного в миру как Пол Роуз. Дабстеп, известно, сейчас переживает свой пубертатный период и, как это заведено испокон веков, повинуясь максимализму, растет вширь и вглубь, пытаясь объять необъятное и попачкать всё окружающее культурное достояние. Вообще, это не столь и плохо, если бы не одно «но».

Под кавычками скрывается главное достоинство и одновременно самый большой недостаток направления, жутко талантливый продюсер Уилл Беван, несколько лет сохранявший полную анонимность под моникером Burial. Надо признать, что именно благодаря Burial многие, в том числе и я, открыли для себя стиль. Burial´а любят и почитают, кажется, все, но не забывая упомянуть, что непосредственно дабстепом его можно считать лишь опосредованно, даже номинально. Уилл, быстро став одним из самых интересных музыкантов-электронщиков последних лет, кажется обогнал свое время: таких хорошо пускать в оборот под закрытие банкета, когда ничего нового уже не появляется, а потенциал велик, и его следует направить в несколько иное русло. Уилл совсем не вовремя устроил разброд и шатания, развратив умы начинающих продюсеров своей интровертской интерпретацией пустующей середины и ночным хикки-саундом.

На дебютном A Mutal Antipathy Скубы это не уж столь и заметно: там погоду делали мешковатые перепевы Autechre и флегматичная мечтательность Loscil. В конце концов, это было весьма свежо: характерные биты, но без вайба и стойкой гэрридж-ортодоксальности. Как и от Boxcutter, как и от iTAL tEK, от Роуза ждали многого. К сожалению, на «Триангуляции» случилось страшное и лично для меня неожиданное: Скуба решил, значит, поиграться в Burial. Epic fail.

Я бы разделил альбом примерно на две равные части. Первую можно озаглавить как Burial Remixes и слить на би-сайды, тогда как вторую уже можно, в принципе, слушать: правда, не покидает ощущение, будто бы на ней Пол словно оправдывается за плагиат и пытается, неожиданно робко, вытянуть положение, однако, к сожалению, удается ему это с трудом.

Если сумировать ощущения от прослушивания, то можно привести такую аналогию: ответ девочки-ботанши с математического факультета на экзамене. Вроде как и бойко, и правильно, и по делу, но тоска невероятная, поскольку жизни нет, равно как нет и интереса.

Пустым безжизненным коридорам, бесконечным бетонным тоннелям — пустая, безжизненная, бетонная музыка. А жаль, ведь Scuba может.

Однажды я увидел странный сон: где-то в космосе, совершенно пустом и безжизненном пространстве, медленно, неторопливо и даже степенно плыл небольшой, прозрачный шар. Казалось, он был из стекла или из хрусталя, однако по мере приближения, все более явным становилось тонкостенность, иллюзорность оболочки, которую сотворили из какого-то неведомого материала. Хоть стенки шара и выглядели очень хрупкими, однако на поверку оказались удивительно прочными: сколько ни стучи, ни единой трещинки не появлялось.

Внутри шара располагался плоский диск, небольшой материк, подвешенный какой-то волшебной силой прямо посреди. Издали диск казалася зеленой пластинкой, однако вблизи можно было разглядеть небольшие речки-ручейки, падавшие с его края в никуда; маленькие, почти игрушечные горы и леса. Среди лесов располагались такие же кукольные замки, города, деревушки, между которыми петляли изящно вычерченные дороги; ветряные мельницы, поля и пасторальные луга. Немного приглядевшись, можно было заметить человечков, старательно собирающих урожай, охотящихся на столь же крохотных животных; маленьких лошадок с тележками, перевозящих те или иные вещи по дорожкам-змейкам; гордых ланей, неповоротливых медведей и шустрых зайцев. Иногда можно было заметить рыцарей, величаво рассекающих по просторам сказочной страны; там и сям бродили монахи, несущих знание и духовную чистоту в народ; волшебники в разноцветных мантиях и забавных колпаках, упражнялись в своем тонком таинственном искусстве. Порой корольки и князьки вели свои бравые войска биться друг с другом, порой природные стихии сметали с лица волшебной страны кропотливо возведенные деревушки, и люди, словно муравьи, начинали все заново.

Я не знаю, как называлась та страна, не знаю, с чего все началось и чем все закончилось — я лишь наблюдал. Наблюдал долго, решительно потеряв любой счет времени. Да и какое время в бесконечном космосе? Лишь простая абстракция, которой нет никакого дела до энтропии вселенной. Поколение сменялось поколением, волшебство становилось искусснее, а результат труда человечков все более изящным. Но в сущности ничего не менялось: материк все так же висел в шаре, медленно плывшем из неоткуда в никуда. И жители той загадочной страны, казалось, жили лишь для того, чтобы сменяющие их поколения могли появиться на свет.

Немного приглядевшись, я понял причину: как в окружающем космосе, как в шаре, так и в самой волшебной стране никто не жил по-настоящему. Люди как механические возводили замки, дороги, дома; волшебники будто заводные игрушки демонстрировали не искусство, но ремесло; запрограммированные войны, предсказуемые природные катаклизмы — это все был один большой гротеск, математическая модель жизни, лишенная всякого смысла и, самое страшное, самой своей сути. Оттолкнув от себя шар, я, застыв посреди нигде, наблюдал, как он уплывал в даль, превращаясь в крохотную точку, а затем полностью исчез в неведомой дали. Так оставшись наедине с самим собой, я, вздохнув, проснулся. Уже начало светать, тикали часы, и уже по которому кругу повторялась пластинка Тима Хекера An Imaginary Country, которую по воле случая забыл выключить, когда ложился спать.

Вы знаете, последнее время я все чаще вижу, как модные и продвинутые ребята начинают ругать Тима Хекера, говоря о том, что подобные шумовые волны и яйца выеденного не стоят. Чаще всего они сами пытаются писать эмбиент, но механически бессмысленный, где красота ради самой красоты, не создавая в воображении под собой решительно ничего. От бессилия ребята начинают сами на себя писать пафосные пресс-релизы, да какими-то задними числами вычислять среди эмбиента попсу и непопсу. Однако же пока что они ни на йоту не приблизились к тому, что так выделяет Тима или моего личного фаворита, Эйдана Бейкера: Тим и Эйдан пишут не музыку, но образы посредством звуков, и глупо сравнивать. Просто глупо.

Коллаборация с Бейкером, вылившаяся в главный эмбиент-альбом Fantasma Parastasie 2008-года, бесспорно очень благотворно повлияла на Хекера: шумовые волны немножко отошли в сторону, акценты сместились на мелодичность и величественную печаль. Хекер узнаваем, у него есть стиль. Безупречный стиль, неповторимый стиль, выработанный годами, выдержанный как хорошее вино. Легко бросаться красивыми словами, но мне и правда кажется, что Тим Хекер, как и Эйдан Бейкер, как и Уильям Басински, как и Кристиан Фенеш уже застолбили себе место в истории музыки. Таких мало. Интроверты — интровертам, потерявшимся во времени, но не спешащих вернуть всё на круги своя.

An Imaginary Country — лучший эмбиент-альбом 2009.

Dixi.

На самом деле, я совсем не знаю, с чего следовало бы начать этот текст, поэтому вступлю издалека: начну с себя. К сожалению, в детстве я не ходил в музыкальную школу, и поэтому сейчас с большим трудом ориентируюсь в разных музыкальных терминах и том, что они из себя представляют на самом деле. Вибратто, стакатто, арпеджио, сальфеджио — ну увольте, прошу, я в этом слабо разбираюсь. Есть базовый набор дилетанта, часто его хватает, однако недостаток образования с каждым днем сказывается все больше и больше. Я часто наблюдаю различные такие штуки, для которых обязательно должно существовать какое-то умное слово, но вот слова не знаю и поэтому использую ассоциации, вроде «громыхающей телеги» или «удар десертной ложечкой по мороженому». Иногда получается очень точно и остроумно, но чаще всего как обычно.

Про новый альбом замечательного норвежского коллектива, где народу теперь чуть ли не больше, чем в Broken Social Scene, мне хочется сказать эти самые умные слова, которых не знаю. Хороших слов, точных и, что самое важное, — нужных. Однако же недостаток лексикона душит, приходится пользоваться ассоциациями, благо One-Armed Bandit дает богатую почву для.

Ассоциация первая: по какой-то странной причине кинематографичные приджазовые инструментальные, иногда задумчивые, иногда суетливые, ритмичные, с какой-то диковатой и эксцентричной гармонией мелодии в моем сознании очень удачно ложатся на название пластинки. Если бы кто-нибудь когда-нибудь снял фильм про казино, Дикий Запад, охотников за удачей, романтику ночного городского сердцебиения, черно-белый, да еще и с Мерлин Монро в качестве подруги главного героя, то One-Armed Bandit непременно должен был бы стать официальным саундтреком. Жаль, что Мерлин Монро по техническим причинам сейчас не снимается — большая потеря. Саундтрек к неснятой комедии 50-х годов, постиранный вариант, совершенный трибьют.

Ассоциация вторая: Jaga Jazzist писали альбом словно перед угрозой расстрела. Писали не спустив рукава, но бодро, весело, крайне изобретательно, на кураже, будто бы идя в последний бой. Отсюда и не очень характерная для предыдущих записей динамика; ни одного проходного трека, One-Armed Bandit берет за душу с первой секунды и отпускает на последней, не давая слабины ни на секунду.

Ассоциация третья, самая яркая: сегодня Jaga Jazzist играют так (и то), как (и что) играли Tortoise в свои лучшие годы, во времена TNT и Millions Now Living Will Never Die. Сходство поразительное: предлагаю даже послушать два трека. Если вы не слышали ни про Jaga Jazzist, ни про Tortoise, то тем интереснее. Guess who, guess where.

Пожалуй, я не решусь утверждать, что Jaga Jazzist вчистую передрали Tortoise, поскольку это, как известно, невозможно, однако ведь похоже: удивительно и неожиданно приятно, так как я давно смирился с тем, что секрет околоджазовой квазиимпровизационной инструментальной рок-музыки, казалось, был безвозвратно утерян в 2004 году. А нет, вот оно — привет, всякий раз свежее и аппетитное.

Круто, нереально круто. Пожалуй, самый эффектный альбом инструментального рока начала 2010.

Как говорит один мой хороший ростовский приятель, иногда можно и «вдарить по соплям». Говорил он это касательно Аврил Лавин, повторю это относительно певицы Кеши. Ну да, поп-музыка, хук левой по моему снобизму.

Если отбросить разное, то самое интересное, что есть у Ke$ha — история. Девочка, воспитываевшаяся одной лишь матерью в сложных условиях, рано начавшая взрослую жизнь, подрабатывающая официанткой, чтобы иметь возможность пробовать себя в студийной работе. Всю сознательную жизнь целенаправленно билась за место под звездами. От невинной перепевки «Karma Police» в ранней юности, уже через 7 лет пролезла в топ Billboard. Подкупила садовника Принса, чтобы встртиться с музыкантом лично; записывалась со всеми подряд, дружила с Кэти Перри, снималась в сериалах и разных шоу. И всего добивалась самостоятельно: даже после первого хита, совместного трека с Флоу Райдом, решила не идти по проторенной дорожке, а продолжать пытаться реализовать себя сольно. Ну вот — добилась.

История красивая, просто американская мечта — из грязи в князи. Историям сейчас вообще уделяется огромное внимание: скажем, Bon Iver вытащил именно красивый романтический рассказ, в остальном — ну я вас умоляю.

Я не зря вообще уделяю такое внимание истории, давайте признаем: если ничего не знать про Кешу, то сложно понять, чего там крутого в её песнях вообще можно найти. Модный однотипный электропоп, синтетический нахрап, фрутилупс, в лучшие моменты лихо перерисовывающий Black Eyed Peas, в худшие — Бритни Спирс. Две хороших песни (Tik Tok, Stephen), три сносных, четыре «так себе» и остальные, которые вообще никуда. Но вот те песни, которые хорошие, хорошие без всяких оговорок — четкие, выверенные, вылизанные, плясовые, ну чем не радость? И вроде все есть у Кеши, но не хватает немножко по мелочам, причем таким, фатальным.

Я сомневаюсь, что Кеша переиграет саму себя и добьется чего-то большего по сравнению с тем, что есть сейчас. Скорее всего это кульминация красивой истории, так славно ложащейся на слезливые журналистские штампы, дальше просто забытье. Поэтому давайте просто порадуемся за девочку, ведь вне зависимости от — весело. Весело, и хуй с ним.

Вы знаете, это даже интересно: стоило только намекнуть на то, что последняя работа Four Tet звучит очень даже в духе Pantha du Prince, так ведь сейчас придется делать обратные реверансы — последнюю работу Pantha du Prince будто бы продюсировал Four Tet. Некоторым образом вариация закона сообщающихся сосудов: Киран Хебден, отмыв свое приджазовое хулиганство от разнородного акустического хлама, будто бы слил грязную воду прямиком на синтезаторы Хендрика Вебера, заставив те издавать странные стуки, смещать доли когда не просят и изображать из себя оркестр русской народной музыки, часы с кукушкой и поломанную ржавую барбекьюшницу одновременно.

Конечно Black Noise откровенно тяжело считать минимал, уж слишком насыщен звук, да и от микросемплов осталось всего ничего. Если предыдущий компакт-диск This Bliss сносил головы своей необыкновенной теплотой и ощущением уюта, то новый альбом больше похож на тихий бред застенчивого помешанного. Теплота отошла на второй план: сейчас Хендрик предлагает послушать, как круто он умеет стучать ложками, кастрюльками, заводными часами, колокольчиками, деревяшками и прочими предметами народного быта. И не подумайте, что я язвлю: получается у него действительно здорово. This Bliss — улыбка любимой бабушки; Black Noise — улыбка чеширского кота, саркастичная и выжидающая. Немного кукольного гротеска, немного (нет, много!) семплов кухонной утвари, старых механизмов и строительных инструментов, щепотка приглушенных тканью барабанов и унция романтики. Матрешки, поварешки. А вы говорите, черный шум: Pantha du Prince ироничен, тактичен, опрятен и аккуратен. Немец, что поделать.

Натурально, ощущаешь себя окруженным толпой щелкунчиков, раз за разом повторяющих свои механические действия. Но не страшно, совсем нет, — смешно.

Пожалуй, самое интересное минимал техно за последние, хм-хм, год.