«Ну, тебе точно понравится» — говорил один мой хороший знакомый, деликатно недвусмысленно намекая на то, что Юрг Фрай мне точно понравится. «А про что он, Юрг Фрай?» — с некоторым сомнением в голосе спрашивал я. «Юрг Фрай — мастер тихих открытых звуковых пространств, никто в мире лучше него их строить не умеет» — отвечал с некоторым довольством в голосе мой хороший знакомый, явно удовлетворённый тем, что я задал верный вопрос. «Он про технику, верно?» — не ведя не единым своим ухом, снова спрашивал я, постепенно входя в роль дорогой редакции. «Да, академический авангард такой, ты вроде любишь» — на этом месте собеседнику бы не мешало состроить гримасу тролля, но как и любой уважающий себя тролль, он вел себя предельно спокойно

«His work is marked by an elementary non-extravagence of sound, a sensibilty for the qualities of the material, and precision of compositional approach. His compositions sometimes bypass instrumentation and duration altogether and touch on aspects of sound art» — читал я, пытаясь вычленить из рядового заклишеванного описания творчества любого авангардного композитора нечто особенное. Но, впрочем, мне нравятся многие композиторы, подходящие под эту уникальную характеристику, чего нос воротить.

Следующим пунктом было чтение десятка статей про то, кто же такие Wandelweiser, и с каждым новым материалом я все больше убеждался в той мысли, что кто, если не они. Кого еще любить, как не людей, которые любят Кейджа?

Ну ладно, что там самое растакое у Юрга Фрая?

Сочинение Metal, Stone, Skin, Foliage, Air посвящено металлу, камню, коже, листве и воздуху. Кажется, кроме как в исполнении Ника Хенниса найти его нигде нельзя, поэтому, возможно, его и следует полагать своего рода «референсным исполнением». Звучит происходящее примерно следующим образом: первые 5 минут Ник довольно монотонно стучит по металлическому треугольнику. Затем ему приносят еще разных металлических фигнюшек, по которым он тоже начинает колотить другой рукой. Руки попеременно устают, и он дает им отдохнуть. Примерно к пятнадцатой минуте ему это все надоедает и он начинает водить палочкой по жестянкам и тарелкам от ударной установки. На 27 минуте благодарные слушатели окончательно звереют и гонят его взашей. Изгнанный Ник катит все это добро по рельсам метро, вероятно клеймя и проклиная незатейливое быдло, которому только Стаса Михайлова и подавай. И за Путина, еще на митинги ходили, три зуба даю вне очереди! Наконец он докатывает свое добро до какой-то станции, ставит пару ведер на попа и начинает назойливо колошматить то по дну, то по ободу. Но через несколько минут замолкает, поскольку из тоннелей начинают вырываться гудящие и резонирующие порывы ветра. Ник слушает зачаровано или несколько испугано: как бы ведра не пробудили Ктулху из метро. А может быть это Джигурда позевывает. К 40 минуте все замолкает и Ник начинает апатично катать камни и стекляшки по мраморному полу в полном одиночестве, поскольку все здравомыслящие граждане уже и из метро побежали куда попало. А потом гул возобновляется, на этот раз уже ближе, но Нику уже как-то решительно все равно: он катает камушки, он делом занят, человек искусства в конце концов. Затем все тонет в шуме, и мой любимый супирмедиаплеер Banshee, пересказывающий мне эту самую историю, повисает.

На самом деле, все не так плохо, как я описал. Все еще хуже. Да, Юрг Фрай и правда оказался величайшим мастером придания звуку пространственного объема и, пожалуй, я еще не слышал ничего более профессионально выстроенного именно в плане этого ощущения, но дорогие друзья — до чего же тоскливо-то! До чего занудно, до чего скучно. Я совершенно уверен, что в мире еще есть фрики, способные час к ряду наслаждаться игрой обертонов, пускать слюну по поводу необычных и крайне изобретательных гармонических сочетаний, но любому другому слушать это попросту невыносимо. Это крайне техничное произведение именно в смысле техничности, оно совсем не предназначено для того, чтобы его слушали. Его нужно любить на расстоянии, о нем нужно говорить, его нужно обсуждать и приводить в пример, но слушать его просто невозможно, как невозможно фанату компьютерных игр слушать технические детали о том, каким образом аппроксимируются физические законы и как это эффективно можно запрограммировать; как пацанчику с района, с полными карманами отжатых мобилок, пытаться разобраться в акустике или основах сотовых сетей третьего поколения. При желании все возможно, но часто и желания нет, особенно тогда, когда нет энтузиазма у учителя. Вполне возможно, что такова интерпретация сочинения Ника Хенниса, но интерпретация эта настолько тосклива, апатична и бездушна, что любая попытка ее полюбить сводится оскорблению своих внутренних чувств. Несмотря на то, что про эту музыку можно знать все на старте, весь час, пока сочинение играется, получается лишь задать себе вопрос: а не наебали ли нас часом? Ведь если отбросить всю эту игру на переферии слуха, получается, что работа очень грубая и неэстетичная: когда начинается партия металлической перкуссии, очень тяжело отвести соображения про ведра, поскольку слух фиксирует и неуклюжесть, и два довольно несложно синкопирующих ритма, и монотонность и затянутость. Причем фиксирует достаточно просто: просто фиксирует. Возникает мысль совершенно вне всяких эмоций: «два синкопирующих ритма». И все. Больше не возникает ничего, если не задаваться целью вслушиваться в самые мельчайшие детали.

И в этом проблема. У ряда авангардистов, вроде Райли, Ла Монте Янга или Зорна, получается захватить внимание даже у слушателя, который не понимает вообще нихрена, просто потому, что эту музыку можно так или иначе почувствовать. У ряда других — потому что звучит необычно. А здесь получается лишь приложить ладонь к лицу.