Кризис, о котором я хотел бы поговорить, на самом деле не является кризисом в привычном понимании. Он не мешает жить, не является тормозом прогресса, из-за него никто не выйдет на Болотную площадь, более того, — Путин здесь совсем не причем. Это настолько неочевидный, прозрачный, водянистый кризис, что даже возникает вопрос: не пустяковая ли это проблема, не зарождающееся старческое ворчание, кризис ли это на самом деле? На самом деле — кризис. Этот кризис — кризис нашего с вами отношения к музыке. А вещь это серьезная, можно что угодно не принимать во внимание, к чему угодно относиться с легкой душой, но некоторые вещи все же стоит воспринимать предельно внимательно, иначе можно попросту лишиться чувства и ощущения реальности. Возможно кто-то скажет, что все это продукт математического мышления или занудной аналитики, перфекционизма в конце концов, но тут ведь дело такое: в худшем случае попустительство или легкомысленное манкирование сыграет злую шутку, выбив почву из под ног не только у людей потребляющих, но и у людей производящих, заставив их продираться через болота в полной прострации. А может быть и ничего не случится, лишь усложнится жизнь у историков, создав ненужную ценность их труду по приведению в порядок того, чего мы тут вот уже столетиями творим.
Кризис этот имеет непосредственное отношение к музыке, но касается ее с несколько иной, параллельной, наблюдательной точки зрения. Находится ли сама музыкальная культура (даже не индустрия) в некотором упадке, тормозясь о невидимую стену? Ровно наоборот: дешевый доступ к информации отвесил ей такого пенделя, что лететь она будет еще лет 20, сметая и срезая всевозможные преграды. В смысле упадка все хорошо: поп-музыка (и здесь я имею ввиду самый широкий ее пласт: от Стаса Михайлова до каких-нибудь подвальных нойз-рокеров) еще никогда за всю историю своего существования не развивалась так быстро. И никогда не развивалась так быстро, как будет развиваться в этом году. А уж следующему году так вообще в подметки не годится! Этот кризис не имеет прямого отношения к уходу в тень профессиональной журналистики. Опосредованное — имеет. Да и профессиональная журналистика, как я уже говорил, никуда не денется, разве что мутирует в интересную форму жизни с твиттером вместо сердца и ютубом в левом глазу. Не имеет этот кризис и отношения к деньгам, которые теряет музыкальная индустрия, не справившаяся с потоком бесплатной информации. И не связан он со слушателем, про которого все сказал-пропел Захар Май.
Кризис этот в той системе, в которую мы встраиваем всю существующую музыку, а точнее в самих методах систематизации, которые постепенно, мало-помалу начинают отказывать. Говоря предельно огрубленно, существует огромная проблема в том, что приемы классификации как по жанровой принадлежности, так и объединения музыки в новые жанры, стили, направления совсем скоро начнет отказывать, даст сбой. И стилевые штампы, лейблы, вроде «пост-рок» или, из недавнего, «чиллвейв» скоро просто потеряют если не смысл, то подразумеваемое значение. Кризис в том, что сами термины, призванные внести порядок в общую сумятицу, начинают создавать ровно ту же сумятицу, только еще хуже: они мало-помалу начинают обманывать, создавать ложную иллюзию, скрывая под собой вещи, о которых иногда не следовало бы и говорить толком. И придание вещам, внимания не заслуживающим, большей либо равной значимости в сравнении с действительно вехами, лишь принижает значимость самого способа классификации. Происходит неконтроллируемая совершенно инфляция, не приводящая к коллапсу лишь потому, что переключения с термина на термин происходят очень быстро. Грубо говоря: не можешь справиться с задачей, посчитай ее задачей новой, требующей нового подхода и новых же методов. И такое комкообразное накопление костылеподобных временных решений ведет лишь к чрезмерному переусложнению всей схемы, к такому, что пора уже придумывать новых специалистов по объяснению, что же тут черт возьми происходит. То есть необходимо обслуживать систему, которая была предназначена для того, чтобы помочь обслуживать сущность. И получается такая неуклюжая многослойность, говорящая о том, что далеко не все так радужно, как бы того хотелось.
Современная система жанровой классификации постоянно сужает временные интервалы обозреваемой сущности и дает объяснение уже не всему изучаемому объекту, а всего лишь крохотной его части. То есть даже не столетию, а пяти-шести годам. То есть имея узкий кругозор касательно небольшой части мэйнстрима, вполне можно разобраться, что к чему, но любые попытки выбиться из этого временного окна неминуемо приведут к острейшим головным болям и, вероятнее всего, провалу. Современная система классификации — это огромный неповоротливый монстр, разрастающийся экстенсивными методами; настолько большой и настолько быстро увеличивающийся, что скоро его тень попросту сможет закрыть солнце; человеку нормальному уже практически не представляется возможным использовать ее по прямому назначению — понять, черт побери, что к чему. Эта система в будущем, притом недалеком, перестанет справляться со своими обязанностями и постепенно капитулирует, устроив локальный хаос, если вовремя не найти способов ее реформировать.
Вот, если вкратце, о чем я хотел бы сказать. А теперь попробую, не торопясь, объяснить, о чем же говорится в предыдущих двух абзацах говорится.
Думаю, ни для кого не будет являться новостью тот факт, что в разное время музыкальная культура развивалась разными темпами. В средневековье был свой неторопливый темп, где атомарной единицей времени можно было считать поколение. Затем, в XX веке этот квант стал стремительно сокращаться в своей хронологической продолжительности: от двадцати лет до десяти, от десяти до пяти. Сейчас мы живем в такое время, что за один год успевает произойти примерно столько же событий, приводящих к мутации мэйнстрима, сколько происходило за столетие в средние века. То есть, грубо говоря, вот был некоторый условный Моцарт, определявший направление развития музыки в один временной промежуток. Легкомысленной, как тогда полагали, немножко, возможно, недостойной, но — определявший. Его музыка определяла эпоху, остальные композиторы работали примерно в том же самом ключе. Конечно, музыка их был разнообразной, и клеить одинаковые лейблы на всех не получается, но методы, подходы и техника были схожими. Прошло некоторое время, условные пятьдесят-сто лет, на смену Моцарту пришел некоторый условный Бетховен (я сознательно иду на жесткие огрубления и даже передергивания в попытках донести свою идею). Бетховен тоже задал свою планку, где-то как-то изменив методику, где-то задействовав иную технику, неважно — он тоже начал определять свою эпоху. Нельзя сказать, что эта музыка радикально и во всем отличалась от предыдущей, но вот чего у нее не отнять — прекрасно характеризовала то время, и делала это ни один год, не десятилетие, а несколько более продолжительный период. История развивалась, в музыкальной культуре много чего менялось и в мэйнстрим пришла эпоха джаза. За ней пришел рок-н-ролл, из него получилась рок-музыка всех возможных видов; с изобретением синтезаторов возникла электронная музыка, шедшая скорее параллельно уже существовавшей электроакустике, далее были хаус, техно и пошло-поехало. И тут важно понимать вот что: эпохи стали меняться быстро, музыка стала видоизменяться настолько же скоро. Насколько скоро некоторый хорошо характеризующийся самодостаточный интервал времени сменял другой, настолько же быстро сменялась и прикладывающаяся к нему музыка.
Хорошим способом представления музыки до XXI века может служить планарный граф. Планарные ориентированные графы — это достаточно простая математическая структура с нагляднейшим изображением: точки, соответствующие выделенным понятиям, сущностям и соединяющие их стрелки, выражающие некоторое отношение (например влияние). Если быть более точным, то правильнее даже говорить о семантических сетях в виде планарных графов, но для понимания общей идеи вполне достаточно думать только о графах, о вершинах и направленных ребрах-стрелках. Так вот, вплоть до XX века с некоторыми оговорками, этот граф представлял из себя прямую линию, ствол. Конечно, были ответвления, вроде бурно развивавшегося авангарда, которые не дают права говорить об этом графе как о дереве, но если попробовать выстроить эту линию (или поискать в сети, что не очень сложно), то вы увидите, что структура такого графа взаимоотношений-влияний между разными музыкальными стилями достаточно проста и даже примитивна: можно в с твердой уверенностью говорить о том, что откуда вышло и что во что трансформировалось. По этому графу несложно проследить развитие идей, мыслей, причин и следствий. Не обязательно видеть все, такую структуру довольно просто представить даже в уме.
Каждая вершина такого графа — обособленная в некотором смысле, так как представляет из себя законченную мысль, собранную и явно сформулированную. Пусть даже это и авангард с бесконечными экспериментами в разных областях — неважно — суть в том, что в результате этих экспериментов получалось что-то вполне определенное, либо эксперименты были направлены на формирование некоторой идеи. То есть не обязательно достижимой, это может быть как предел последовательности, некоторая умозрительная величина, тем не менее обладающая определенными свойствами, которые вполне можно изучать и исследовать; как минимум нечто, о чем можно дискутировать. И таким идеям давали имена собственные. «Вальс», скажем. Этих вершин было достаточно мало, чтобы можно было поименовать каждую. Говоря про тот же «вальс» мы прекрасно себе представляем, о какой музыке идет речь, о каком историческом промежутке, об основных именах и произведениях, о том влиянии, которое он испытал и о том, на какую музыку он повлиял. Иными словами, решение дать каждой вершине имя собственное было вполне логичным, естественным и понятным решением конкретной задачи: разобраться в существующей музыке, систематизировать знание. Построить систему.
Двадцатый век немного усложнил задачу. Например того же рока стало не просто много, а чудовищно много, притом даже в одном выделенном стиле он начал проявлять самостоятельность, раскалываться на отдельные направления. Так появился «прогрессив-рок», «психоделический рок», «спейс-рок», «краутрок» и многие другие. То есть предыдущая классификация «рок» перестала устраивать, она перестала работать и была введена двумерная классификация. Но это не вызвало особенных нареканий: граф сильно усложнился, разветвился, превратился в самое настоящее дерево, но тем не менее остался планарным. Его вполне можно было построить на плокости, а двумерные имена можно было почитать за вполне себе собственные. Ну из двух слов, ну и что? Какая разница-то, если и так понятно, о чем идет речь? Конечно уже тогда была путаница, поскольку на стиль могло влиять более одного направления (блюграсс, например), а он в свою очередь — на многие другие. Сложная картина, но разобраться вполне себе можно. Система выстояла.
Однако уже в XXI веке подобная систематизация, когда каждой вершине графа давали имена собственные, начала трещать по швам. Почему? Потому что граф перестал быть планарным. Грубо говоря, эти самые стрелки стали настолько часты, ребра графа начали переплетаться друг между другом настолько непонятно, вершин стало настолько много, что разбираться во всем этом многообразии попросту не получается. Если раньше новый стиль испытывал влияние лишь ограниченного множества направлений, то теперь — практически полного спектра существующей музыки. То есть уже сам вопрос «а кто на вас повлиял» начал терять смысл. Да все повлияли. Если открыть интервью с каким-нибудь современным молодым артистом, который начал свою деятельность буквально вчера, то вы и увидите, что это именно так: внятно сформулировать ответ на этот довольно простой вопрос с каждым годом послучается все хуже. Влияют все. Вся существующая музыка. Возможно в пределах глупой сегрегации «попса-непопса» еще получится попробовать сделать какие-то выводы, но дело еще и в том, что сама эта сегрегация, это разделение становится бессмысленным.
Вот например «свэг». Хоть это и самый уебищный высер хип-хоп культуры всех времен и народов, он тем не менее обладает какой-никакой, но визуальной составляющей, смехотворным подобием идеологии, большим количеством клоунов-фанатов и прочих таких вещей. Свэг оформлен и закончен. Но попробуйте ответить, кто же на него повлиял, на эту культурку и музяку? Именно в терминах системы, в именах собственных стилей и направлений. А теперь задайте себе вопрос: почему свэг не получается уложить, интегрировать хотя бы в один из этого десятка существующих стилей.
Ответьте на вопрос: в каком стиле играли Subtle, кто на них повлиял и тп. Ответьте именно в том же стиле имен собственных, которые давались стилям и жанрам десятилетиями.
А вот эта?
Если вы начали ответ с фраз «конкретно вот эта песня», то я счастлив: вы вполне можете понять что я имею ввиду.
В той ситуации, когда жанры беспощадно тащат друг даже мельчайшие идеи, и создаются на фундаменте целой музыкальной страты (скажем IDM, который тоже до безумия разный, но почему-то продолжает объединяться под одним именем), имена собственные теряют свое значение, поскольку давать каждой флуктуации свое имя и выделять ее из остальных равнозначно тому, чтобы ставить ее в один ряд с другими. Ставить ее в один ряд с другими значит принижать других, а, следовательно, допускать инфляцию, притом неуправляемую совершенно. Ну не может, скажем, витч-хаус иметь ту же ценность, что и психоделический рок, но получается именно так: оба имеют имена собственные. Инфляция приводит прежде всего к потере доверия к такой системе: названия жанров, стилей и направлений теряют ценность. Я не в восторге, когда музыканты сами на себя вешают ярлык («хуярим рэпкорчег»), но еще хуже, когда они от этих ярлыков отмахиваются тем доводом, что эти ярлыки ничего не характеризуют. Это показательно. И ведь не получается порой навесить вменяемый ярлык, получается смешная каша вроде «пост-прогрессив дум-дрон сладж металл-реггей хаус». Впрочем, как ни странно, эта каша, хоть и смешная, но решает задачу лучше прочих, показывая, семантические зависимости твоей музыки с другой. То есть она уже не выделяет конкретное место под солнцем, а просто указывает, кто в этой перемешанной паутине тебя окружает.
Достаточно давно знатный журналист Саймон Рейнольдс навесил на группу Bark Psychosis лейбл «пост-рок», который моментально налип и на другие непонятные группы, вроде Disco Inferno, Hood или поздних Talk Talk. Саймон задачу решил, но оказать последующую поддержку у него не получилось (а может быть и не пытался): пост-рок переродился в слащавую патетичную инструментальную музыку, которая ничего общего ни с Bark Psychosis, ни с тем более Disco Inferno не имела. А что же это была за музыка? А это был лишенный многослойности, слегка опримитивленный прогрессив-рок. То есть «пост-рок» стал крупнейшей подменой понятий за последние десятилетия. Впрочем, я любил пост-рок и люблю его сейчас. Да и само название, оно какое-то убийственное. Пост-рок. После чего? А рок что, помер? По иронии судьбы пост-рок помер раньше рока.
Что такое пост-дабстеп? Ну окей, был дабстеп, потом был вонки. Но почему пост-дабстеп? Почему нельзя признать, что дабстеп, который эволюционировал и мутировал со страшной силой, разросся настолько, что некоторые его ветви стали на очень похожи на корень? Это тот же дабстеп, и пост-дабстеп эволюционирует совершенно следуя своему родителю, повторяя его почти в точности настолько, насколько это возможно с такой дистанции. А что с дабстепом? Его захватил Skrillex, Nero и прочая братия, сношающаяся с ним так, что у остальных дыбом волосы встают. Так почему же ту музыку, которую пишет Skrillex, принято называть дабстепом, если с первоначальным дабстепом общего тут вообще нет? Тоже прокол. Система уже начала отказывать.
С другой стороны, я прекрасно понимаю, почему имена собственные возникают. Вот чиллвейв, скажем, история с характерной музыкой, визуальным стилем, атрибутикой и фанатами-хипстерами. Чиллвейв можно было бы с чистой совестью назвать, скажем, хипстер-попом, но дело в том, что это тоже не жанр. Чиллвейв — это история про саунд. Это четкий инстаграмный саунд, весь замыленный и перевыдержанный, в основе которого лежит поп-музыка 70-80 годов. То есть это не радикально новое направление, это не что-то новое. Это и есть дискотека восьмидесятых, только под чертовски удачной, надо отметить, обложкой. И сейчас на эту музыку налеплен ярлык. На одной и той же музыке два ярлыка. Система опять хрустнула. А чиллвейв помер. Три года, тоже замечательно; витч-хаус и года не протянул: первый большой витч-хаус альбом был уже скорее реквием.
Я вижу пагубной тенденцию классифицировать изменение саунда, а не самой сути, как нечто особенное. А выдача имен собственных саунду есть дискредитация самой системы. Почему нельзя вводить двумерные имена, как то было, скажем, с психоделическим роком? Это самое правильное: суть и понятие отличающее. Одномерная система, конечно же, проще, но исключительно в краткосрочной и среднесрочной перспективе, если же говорить уже о десятилетиях, то она лишь привносит совершенно ненужную, нежелательную энтропию, лишь путает человека. Система должна в первую очередь помогать обслуживать понятия; система, обслуживание которой само по себе — большая исследовательская работа — пагубная. А еще пагубнее не быть последовательным, как было в истории с пост-роком или дабстепом.
Иными словами, сейчас происходит страшная неконтроллируемая инфляция системы выдачи каждой свежей волне имен собственных. Эта система перестает работать, поскольку вместо того, чтобы помочь с помощью этих имен разобраться в том явлении, которое мы наблюдаем, мы начинаем пытаться разбираться в самой этой системе. Хорошо, если у вас получается удержать сразу много результатов в голове, тогда у вас еще будет иллюзия ясности и понятности происходящего.
Виновата ли в этом кризисе музыка? Вряд ли, музыка развивается параллельно? Пагубными ли были методы систематизации? На тот момент они прекрасно и естественно решали свою задачу. Проблема в том, что музыка развивается настолько стремительно, что экстенсивное развитие систематизации уже не справляется с поставленной задачей. Проблема в том, что сами методы не эволюционируют, им уже сотня или более лет, они совсем не подходят под ту конъюнктуру рынка, которая наблюдается прямо сейчас. Методы следует реформировать, иначе все эти названия жанров станут бессмысленными, а следом за ними рухнет и система.
Это мораль. Выходов из ситуации я пока не вижу, кроме попыток привязки к хронологическим периодам. Скажем, термин «электронная музыка десятых» несет в себе куда больше смысла и определенности, чем все эти «джуки» или «скви». Такой термин естественно вкладывает в себя все неявные зависимости, которые в противном случае приходится разруливать явным образом, что, как показывает практика, не так и просто: уже случаются крахи и провалы.
Всем привет.